Смерть на рассвете - Страница 22


К оглавлению

22

— Ван Герден, на кого ты работаешь?

— На одного адвоката.

— На Кемпа?

Ван Герден покачал головой.

— Значит, теперь ты частный сыщик и пашешь на адвоката?

— Орландо, я свободный художник. Я сам по себе.

— Ван Герден, такая работа — дерьмо собачье! Уж лучше возвращайся в полицию. По крайней мере, будет там свой человек…

Ван Герден решил не обращать внимания на издевки.

— Доллары в восемьдесят третьем году…

— Давно это было.

— Знаю.

— В восемьдесят третьем я был мелкой сошкой. Доллары сплавляли по цене тридцать-пятьдесят центов. Но если тебе нужны имена, я ничем тебе помочь не могу.

Ван Герден встал:

— Спасибо, Орландо.

— А что, те доллары еще в ходу?

— Не знаю.

— Значит, в ходу.

— Сейчас доллары большие деньги.

Ван Герден молча кивнул.

— Ван Герден, ты мой должник.

12

Тетушка Баби Марневик.

Всякий раз, когда я вижу рекламу нового блокбастера, в котором бесстрашные американские герои спасают нас всех от какого-нибудь вируса, метеорита или враждебных пришельцев, угрожающих существованию человечества, я удивляюсь тупости голливудских сценаристов и режиссеров. Почему они не обращают свои взоры к гораздо более интересным, мелким, но будоражащим кровь происшествиям, к жизни маленьких городков?

Роман с Марной Эспаг не выдержал нашего первого испытания, первый сексуальный опыт оказался незавершенным. Мы не расстались резко, внезапно, со скандалом; просто постепенно наступило охлаждение, подпитываемое моим разочарованием в собственных способностях. Марне же было стыдно оттого, что она не сумела скрыть досаду.

Но в шестнадцать и семнадцать лет душа и тело исцеляются на удивление быстро. Мы с Марной остались друзьями, даже когда она в июле начала встречаться со старостой класса Лоуренсом Камфером. Я всегда буду думать о том, удалось ли им с Лоуренсом успешно совершить то, что не удалось нам с ней; получил ли он приз ее девственности и поддержал ли ее веру в мужчин.

У меня в школьные годы больше не было постоянных подружек; время от времени я обнимался и целовался с какой-нибудь девочкой. Потому что дорогу моего сексуального — а позже и профессионального — образования пересекла тетушка (как мне было положено ее называть) Баби Марневик.

Они с мужем жили в соседнем доме. Бут Марневик был шахтером и работал посменно, как и девяносто процентов мужского населения Стилфонтейна. Он был рослым и сильным — этакий необработанный алмаз. Все выходные он возился в гараже, устанавливал на свой «форд-англия» новый мощный мотор. Для этого ему пришлось снять всю приборную панель и коробку передач, удлинить ведущий вал и трансмиссию, что сводило к нулю смысл его затеи — устроить очень неприятный сюрприз владельцам других «англий» на светофоре. Выглянув в окошко, любой идиот непременно заметил бы, что машина у Бута Марневика нестандартная.

По слухам, ходившим в нашем городке, ему пришлось отвоевывать Баби кулаками — еще в Без-Вэлли, пригороде Йоханнесбурга, настоящем плавильном котле. Там он вроде бы увел ее у одного крепкого шотландца. Сама Баби стояла на передней веранде дома и наблюдала, как двое мужчин пыхтят и истекают кровью, словно два бульдога, пытаясь доказать свое генетическое превосходство, чтобы заполучить ее руку и сердце.

Дело в том, что Баби Марневик была красавицей. Высокая, стройная, с густыми рыжими волосами, полными чувственными губами и потрясающей грудью. Но, как я подозреваю, мужчины не могли устоять главным образом против ее глаз, маленьких и хитрых, придающих ей распутный вид. Глаза создавали впечатление доступности. Глаза были сутью ее подлинной натуры.

Много лет я почти не замечал наших соседей. Их дом стоял за нашим. Кстати, почему «задние» соседи кажутся нам более загадочными и менее «соседскими»? Высокий деревянный забор между двумя домами, возможно, тоже внес свой вклад. Но для мальчишки-подростка, в котором все только пробуждается, вид Баби Марневик в нарядном платье в торговом центре был незабываемым. Тут я начал ее замечать, и мой интерес подпитывался смутными слухами и бесстыдством, с каким она выставляла напоказ свою сексапильность.

В начале весны моего последнего школьного года, в чудесный теплый день, скучая по Марне и испытывая любопытство, я всматривался в трещину в старом, гниющем заборе — не в первый раз, но все-таки это было совпадение, удачный момент. На заднем дворе Марневиков на надувном матрасе лежала голая Баби. Ее тело блестело от масла для загара. Хитрые глаза были спрятаны под солнечными очками. Она раздвинула ноги и рассеянно играла пальцами с ярко раскрашенными ногтями в своем райском саду.

О, сладкий удар!

Я так испугался, что не мог пошевелиться. От страха я и дышать не смел. Голова кружилась, она была пустой, в ней крутились обрывки диких мыслей. Я открыл для себя удовольствие вуайеризма, я был избранником богов, потому что они толкнули меня к забору в нужный миг.

Не знаю, много ли времени ушло у тетушки Баби Марневик на то, чтобы достичь оргазма. Двадцать минут или больше? Для меня время пролетело молниеносно — я никак не мог насытиться. Наконец она низко, гортанно застонала, открыв рот. Ее передернуло от удовольствия. Потом она медленно встала и скрылась в доме.

Я же еще долго стоял у забора, пялясь на матрас, надеясь, что она вернется. Поняв, что продолжения не будет, я пошел к себе в комнату, чтобы найти выход для собственного основного инстинкта. И еще раз, и еще, и еще. На следующий день я снова стоял у своего глазка в заборе, готовый возобновить чудесные односторонние отношения с тетушкой Баби Марневик.

22