— Я заглянула к нему в сердце, — говорила она.
В тот миг она совершенно точно поняла две вещи. Первое: ей хочется его нарисовать.
После игры она ждала его снаружи, среди руководства команды и игроков второго состава. Наконец он вышел — в куртке и при галстуке, волосы еще не высохли после душа. И он увидел ее в сумерках, угадал ее нетерпение, вспыхнул и подошел к ней, как будто заранее знал, что она его хочет.
У нее в руке был клочок бумаги.
— Позвони мне, — сказала она, когда он остановился рядом с ней.
Его окружили товарищи по команде, поэтому мама просто сунула ему записку со своим именем и номером телефона. И сразу ушла, вернулась в дом на Том-стрит, где она проживала и столовалась.
Он позвонил поздно вечером.
— Меня зовут Эмиль.
— Я художница, — сказала она. — Я хочу нарисовать картину.
— Вот как! — Он не сумел скрыть разочарования. — Какую картину?
— Тебя.
— Почему?
— Потому что ты красивый.
Он рассмеялся, недоверчиво и натянуто. Позже он признался маме, что ее слова его удивили. С девушками ему не везло. Мама заметила: ему не везло потому, что он стеснялся.
— Ну, не знаю… — неуверенно промямлил он.
— В качестве платы можешь пригласить меня куда-нибудь поужинать.
Мой отец в ответ только рассмеялся. Но через неделю, холодным зимним воскресным утром, он сел в свой «моррис-майнор» и из Стилфонтейна, где жил в холостяцкой квартирке, поехал в Потхефстром. Мама села к нему в машину, положила на заднее сиденье мольберт и краски и велела ему ехать по Карлтонвил-роуд к Боскоп-Дам.
— Куда мы едем?
— В вельд.
— В вельд?
Она кивнула.
— А разве рисуют не… не в салоне?
— Место, где работают художники, называется студия.
— Да.
— Иногда.
— Вот как?
Они свернули на проселочную дорогу и остановились на вершине невысокого холма. Он помог ей вынести из машины все ее вещи, наблюдал, как она растягивает холст на мольберте, открывает ящик и чистит кисти.
— Можешь раздеваться.
— Догола не буду.
Она молча смотрела на него.
— Я даже не знаю твоей фамилии.
— Джоан Килиан. Раздевайся!
Он снял рубашку, потом туфли и заявил:
— Ну и хватит!
Она не стала возражать.
— Что мне теперь делать?
— Поднимись вон на ту скалу.
Он взобрался на высокий утес.
— Не стой так скованно. Расслабься. Можешь пошевелить руками. Посмотри туда, на плотину.
А потом она начала рисовать. Он о чем-то спрашивал ее, но она не отвечала, только несколько раз просила его постоять спокойно, переводила взгляд с него на холст, смешивала краски. Наконец он оставил попытки завязать с ней разговор. Прошло чуть больше часа, и художница позволила натурщику отдохнуть. Он засыпал ее вопросами. Тогда он узнал, что она — единственная дочь актрисы и преподавателя драматического искусства из Претории. Он смутно помнил их имена из старых фильмов на африкаансе, снятых в сороковых годах.
Наконец она закурила сигарету и начала складывать свои инструменты.
Он оделся.
— Можно посмотреть, что ты нарисовала?
— Не «нарисовала», а «написала». Нет, нельзя.
— Почему?
— Увидишь, когда я закончу.
Они вернулись в Потхефстром и выпили горячего шоколада в кафе. Он спрашивал ее об искусстве, она его — о работе. И вот под вечер в тот зимний день в Западном Трансваале он долго смотрел на нее, а потом сказал:
— Я хочу на тебе жениться.
Она кивнула, потому что это была вторая вещь, которую она точно поняла, когда увидела его в первый раз.
Женщина-адвокат посмотрела на папку и медленно вздохнула.
— 30 сентября прошлого года Йоханнес Якобус Смит погиб от огнестрельного ранения. Его застрелили грабители, которые проникли к нему в дом на Морелетта-стрит в Дурбанвиле. Пропало все содержимое встроенного сейфа, в том числе завещание, согласно которому он передает все свое имущество своей подруге, Вильгельмине Йоханне ван Ас. Если завещание не найдется, будет считаться, что мистер Смит скончался, не оставив завещания, и тогда все его имущество отойдет государству.
— Велико ли его состояние?
— На данный момент оно оценивается приблизительно в два миллиона.
Так он и подозревал.
— Ван Ас — ваша клиентка.
— Она прожила с мистером Смитом одиннадцать лет. Помогала в делах, готовила ему еду, убиралась в доме, следила за его одеждой и, по его настоянию, сделала несколько абортов.
— Он не… не делал ей предложения? Не собирался на ней жениться?
— Он не был сторонником брака.
— Где была она в тот вечер, когда…
— Тридцатого? В Виндхуке. Он сам и послал ее туда. По работе. Она вернулась 1 октября и нашла его мертвым. Его привязали к кухонному стулу.
Ван Герден развалился в кресле.
— Вы хотите, чтобы я отыскал завещание?
Адвокат кивнула.
— Все возможные законные отсрочки я уже использовала. Последнее заседание суда состоится через неделю. Если мы к тому времени не разыщем подлинник завещания, Вилна ван Ас не получит ни гроша.
— Через неделю?
Она кивнула.
— Смита убили… почти десять месяцев назад.
Адвокат снова кивнула.
— Значит, полиция зашла в тупик.
— Они старались как могли.
Ван Герден посмотрел на нее, а потом на два сертификата на стене. Ужасно болели ребра. Он недоверчиво хмыкнул. Стало еще больнее.
— Через неделю, значит?
— Я…
— Разве Кемп вам не сказал? Я больше не совершаю чудес.
— Мистер ван…