Смерть на рассвете - Страница 85

— Так вы выиграли?

Чернокожий собеседник широко улыбнулся:

— Судья знал: если их команда проиграет, его пошлют в Афганистан. Он подсуживал нашим противникам как мог, но все было бесполезно. В тот день Южная Африка выдержала единственный бой с «красной угрозой». И победила со счетом 36:18.

44

Я снял двухкомнатный домик в Бракенфелле. Мой сад зарастал сорняками. Раз в две недели я одалживал газонокосилку у соседей, ван Тондеров, типичных представителей среднего класса. Правда, дома я бывал нечасто.

Постепенно я втянулся в новый режим существования. Каждый день и почти каждую ночь я работал — так же истово и самоотверженно, как и мои коллеги. Иногда по четвергам, если смена выдавалась легкой, я ходил на концерты Кейптаунского симфонического оркестра — чаще всего один. Субботними вечерами мы, как правило, устраивали барбекю «для своих». Закрытая вечеринка, только для полицейских. Устраивали складчину, каждый приносил свою долю мяса и напитков. Пить дозволялось, лишь бы только пьяный не оскорблял женщин и детей.

По воскресеньям я готовил. Я совершил кулинарное путешествие по всем континентам — окунулся в миры тайской, китайской, вьетнамской, японской, испанской, французской, итальянской, греческой, ближневосточной кухонь. В будние дни я планировал, что буду готовить, в субботу закупал все необходимые составляющие, а воскресенье проводил на кухне, готовя не спеша, с удовольствием, со стаканом красного вина, оперой на диске и какой-нибудь подружкой — как правило, взволнованной до глубины души.

Отчего бы и не признаться откровенно — чем больше я черствел, листая папки с делами, тем больше мне хотелось найти любовь всей моей жизни, свою вторую половинку, загадочную спутницу, которая будет встречать меня дома и обнимать по утрам. Женщину, которая в ночь с пятницы на субботу приготовит салат для общего стола и будет общаться с женами и подругами моих сослуживцев; женщину, которую я смогу представлять: «Моя жена»… Меня соблазняли любящие, ревнивые, собственнические нотки в стихах Брейтена Брейтенбаха. Я был очень одинок; я ощущал свою пустоту, неполноту. Шли месяцы, а внутренняя пустота все разрасталась. Работа тоже способствовала пустоте. Я все более отчаянно искал свою вторую половинку. Надо сказать, что Кейптаун — настоящая Мекка для неженатых мужчин, представителей среднего класса. Соотношение мужчин и женщин весьма благоприятно для нашего брата, да и сослуживцы обожают играть в популярную игру «найдем подружку полицейскому».

Именно по этой причине на наших, так сказать, корпоративных вечеринках я редко бывал один. Подружки, с которыми я вечером в субботу жарил мясо, как правило, утром в воскресенье просыпались в моей постели. Я готовил воскресный пир для двоих, и мои спутницы с восторгом помогали мне. После обеда, сонные, пресыщенные, мы старались удовлетворить основной инстинкт на диване в гостиной или на кровати в спальне. А в понедельник я возвращался на службу и снова бродил по самым темным закоулкам мира, где требовались другие основные инстинкты.

Нагел был моим напарником. Нас с ним связывали странные отношения. Иногда мы с Нагедом становились похожи на давно женатых супругов: мы проводили целые дни в мелких стычках. На поверхности наши отношения характеризовал нескончаемый конфликт, но в глубине таились уважение и любовь, способные вынести все.

Наши отношения закалились в ходе работы, когда мы вместе противодействовали насилию, крови и убийствам. Целых два года мы плечом к плечу стояли на линии огня. Нам пришлось расследовать все возможные преступления, совершенные человеком против человека. Когда мы шли по следу преступника, мы забывали обо всем на свете.

Нагел был малообразованным человеком и не стремился учиться. Он заявлял: нельзя достичь вершин в полицейской службе по учебнику или слушая лекции. Он терпеть не мог притворяться, еще меньше любил, так сказать, расшаркиваться в повседневном общении — не любил лжи во спасение, ложной вежливости, символов более высокого социального статуса.

— Полное говно. — Таков был его обычный приговор. При этом он покачивал головой в ответ на все, что казалось ему бессмыслицей. Он употреблял это выражение часто, его да еще бесконечные вариации другого популярного бранного слова. Именно Нагел научил меня ругаться. Привычка постоянно вставлять в речь непечатные слова была заразительной, как опасный вирус.

Нагел был единственным детективом в отделе убийств и ограблений, которого не волновало бессердечие нашей работы. Криминальные наклонности он считал неотъемлемой частью рода человеческого. А свою роль видел в том, чтобы помочь правосудию восторжествовать. Он выслеживал и ловил убийц, насильников, воров, не думая о них, не мучаясь, не пытаясь поставить себя на их место или на место жертвы. Я вовсе не хочу представить Нагела человеком с тонкой душевной организацией, огрубевшим от общения с подонками общества. Нагел был примитивен по натуре, и потому, наверное, он был лучшим полицейским из всех, кого я знаю.

Мы постоянно ссорились. Мы спорили по любому поводу. Характер и мотив преступления, психика убийцы, зловещие улики, ход следствия и так далее — все становилось предметом стычек. Нагел был в курсе моих внушительных научных достижений, но не питал ко мне никакого почтения. Возможно, полковник Вилли Тил знал заранее, что Нагел станет именно таким наставником, для которого моя биография не представит угрозы. Нагел абсолютно не сомневался ни в своих взглядах, ни в методах работы. Он часто раскрывал преступления, руководствуясь своей потрясающей интуицией. Но, случалось, успех приходил после того, как я кропотливо копался в мелочах, призывал на помощь психологию, которую американцы сейчас столь претенциозно обозвали «судебной криминологией». Тогда Нагел меня хвалил — весьма своеобразно: